Новости

Между правом и обязанностью

1. Судья Завьялова Т.В. передала в судебную коллегию по экономическим спорам Верховного Суда дело об административном правонарушении по вопросу привлечения арбитражного управляющего к административной ответственности за невыявление признаков фиктивного либо преднамеренного банкротства, непроведение анализа всех сделок должника, неоспаривание сделок должника (определение от 13 октября 2020 года № 307-ЭС20-11632).
2. Основным абстрактным разъяснением, которого стоит ожидать от Верховного Суда, по данному кейсу, будет являться оценка соотношения прав и обязанностей арбитражного управляющего в процедуре банкротства. Исходя из текста определения о передаче дела, высшая судебная инстанция скорее всего согласится с тезисом о том, что право на оспаривание сделок является абстрактным и дано финансовому управляющему в рамках исполнения его обязанностей по принятию мер, направленных на формирование конкурсной массы. 
3. Собственно говоря, ключевые правовые позиции, необходимые для разрешения спора, формулировались Верховным Судом начиная как минимум с 2016 года.

3.1. В Обзоре судебной практики Верховного Суда №3 за 2016 год указано, что меры, направленные на пополнение конкурсной массы, в частности с использованием механизмов оспаривания подозрительных сделок должника, планирует и реализует прежде всего сам арбитражный управляющий как профессионал, которому доверено текущее руководство процедурой банкротства. 

3.2. При этом, в определении от 29 января 2020 года № 308-ЭС19-18779 (1,2) Верховный Суд отметил, что несмотря на то, что арбитражный управляющий должен предпринимать меры по возврату имущества должника в конкурсную массу, в том числе путем оспаривания сделок, совершение таких действий должно быть рациональным, соотноситься с оценкой перспектив на судебное оспаривание, не составлять бессмысленных формальных действий.

3.3. В определении Верховного Суда от 24 августа 2020 года № 305-ЭС19-17553 указано, что несмотря на то, что управляющий обладает определенной дискрецией, оценивая его действия как добросовестные или недобросовестные, суд должен соотнести их с поведением, ожидаемым от любого независимого профессионального управляющего, находящегося в сходной ситуации и учитывающего права и законные интересы гражданско-правового сообщества кредиторов, а не отдельных лиц. 

4. Иными словами, при рассмотрении жалобы на бездействие управляющего в вопросе оспаривания сделок, суд в каждом конкретном случае должен дать оценку всем фактическим обстоятельствам дела, в том числе и установить именно незаконность принятого управленческого решения. 
5. В этой связи, категоричный вывод суда кассационной инстанции по данному делу о том, что поскольку в силу пункта 7 статьи 213.9 Закона о банкротстве подача заявлений об оспаривании сделок должника является правом арбитражного управляющего, в связи с чем неподача такого заявления не может расцениваться как неисполнение установленных Законом о банкротстве обязанностей, не является правильным.
6. Между тем, применение норм материального права судами нижестоящих инстанций, на мой взгляд также не учитывает приведенные выше правовые позиции Верховного Суда. В частности, насколько можно понять из принятых по делу актов, судами не исследовались вопросы соответствия бездействия управляющего его дискреционным полномочиям, наличия вины арбитражного управляющего во вменяемом правонарушении. В этой связи справедливым было бы направление дела на пересмотр в суд нижестоящей инстанции.
7. По моему мнению, в обязательном порядке Верховному Суду стоит обратить внимание на следующие фактические обстоятельства дела.

7.1. Из опубликованных по делу об административном правонарушении и по делу о банкротстве судебных актов следует, что финансовым управляющим были выявлены подозрительные сделки, то есть в данной части обязанности им исполнены. Однако решение об их оспаривании было отложено управляющим (признано преждевременным) до разрешения судом вопроса утверждения плана реструктуризации долгов гражданина, что при определенных обстоятельствах может быть полностью разумным и добросовестным. 

То есть в данном случае нельзя говорить о неисполнении арбитражным управляющим его полномочий (пресловутой «правообязанности» оспорить сделку), данный вывод управляющего полностью соотносится с его правомочием по принятию управленческого решения. Следовательно, в данном случае предметом судебной оценки должна быть правомерность или неправомерность такого решения. 

7.2. С учетом распределения презумпции невиновности и вытекающего из нее характера распределения бремени доказывания, именно административный орган обязан был доказать неправомерность действий управляющего, опровергнуть и опорочить принятое им решение.

7.3. Вместе с тем, на мой взгляд, о наличии таких доказательств принятые по делу об административном правонарушении судебные акты не свидетельствуют. При таких фактических обстоятельствах дела, на мой взгляд, не может быть поставлено в вину управляющему неоспаривание сделок должника.

7.3.1. Так, из карточки дела о банкротстве следует, что спорное заключение по сделкам подготовлено управляющим 12 июля 2017 года, а уже 18 июля 2017 года, то есть спустя 6 дней, уполномоченный орган самостоятельно инициировал процесс оспаривания 157 сделок должника. Тем самым, уполномоченный орган реализовал свое право на самостоятельное оспаривание сделок при несогласии с принятым управленческим решением финансового управляющего. В этой связи подача аналогичных заявлений со стороны управляющего не только не требовалась, но и как раз бы и являлась нерациональным, бессмысленным и формальным действием. 

7.3.2. В отношении другой части сделок должника финансовым управляющим был инициирован процесс их оспаривания в марте 2018 года, после того, как 30 января 2018 года судом апелляционной инстанции было отменено определение суда первой инстанции об утверждении плана реструктуризации долгов. При этом, нужно обратить внимание, что в суде первой инстанции план реструктуризации был утвержден, то есть с мнением управляющего согласился и рассматривающий дело суд. Подача заявлений об оспаривании сделок совершена управляющим в разумные сроки после отмены плана реструктуризации (как того условия, в зависимость от наступления которого было поставлено управляющим оспаривание сделок) и с соблюдением установленных сроков на обжалование, а также и до подачи жалобы на бездействие управляющего.

7.3.3. В чем именно выразилось поставленное управляющему в вину создание препятствий ФНС России в оспаривании сделок, из судебных актов не следует, что вызывает вопросы к их должной мотивированности. При этом, как указано выше, уполномоченный орган реализовал свое право на оспаривание сделок в короткий срок после получения заключения по сделкам от управляющего.

7.4. В той части, которая касается подготовки управляющим заключения о наличии (отсутствии) признаков фиктивного или преднамеренного банкротства, необходимо отметить, что, как это следует из судебных актов, речь идет фактически о полноте проведенного анализа и соответствии выводов управляющего регулирующим этот процесс нормативным документам. 

Между тем, судебные акты суда первой и апелляционной инстанций не содержат выводов по вменяемому в вину управляющему нарушению в этой части. Так, в мотивировочной части решения от 13 ноября 2019 года суд первой инстанции воспроизвел обстоятельства, установленные протоколом по делу об административном правонарушении и содержавшиеся в заявлении о привлечении к административной ответственности (о том, что управляющий отметил подозрительные сделки, но не выявил признаков преднамеренного банкротства). Однако какой-либо оценки по существу суд первой инстанции этому доводу не дал, ограничившись лишь указанием на то, что план реструктуризации долгов был отменен как имеющий дефекты не соответствующий требованиям Закона о банкротстве.

7.5. В заключение также хотелось бы отметить следующее.

К сожалению, тот факт, что требования кредиторов были погашены в полном объеме, а дело о банкротстве - прекращено, то есть фактически убытки кредиторам причинены не были, не препятствует привлечению арбитражного управляющего к административной ответственности, так как состав части 3 статьи 14.13 КоАП РФ носит формальный характер и не требует наступления вредных последствий. 

В этой части, на мой взгляд, данный кейс в очередной раз наглядно демонстрирует давно назревшую необходимость реформирования института административной ответственности арбитражных управляющих, внесения изменений части 3 статьи 14.13 КоАП РФ, которая в сочетании с «резиновой» статьей 20.3 Закона о банкротстве позволяет привлекать к административной ответственности арбитражных управляющих как за формальные нарушения, не повлекшие реального причинения вреда, так и в подобных ситуациях, когда управляющим исполнены его обязанности, но в рамках административного судопроизводства судом дается оценка полноте и качественности их выполнения. Однако, ждать от Верховного Суда такого прогрессивного подхода в данном случае вряд ли приходится.

Эта явная несправедливость тем более показательна, что в данном кейсе, как следует из карточки дела, жалоба на действия управляющего была подана налоговым органом всего лишь за 10 дней до прекращения производства по делу, когда задолженность перед ним была полностью (или практически полностью) погашена должником, а спорные сделки - либо уже были оспорены, либо оспаривались, возможность их оспаривания в результате бездействия управляющего не была утрачена, материальных убытков уполномоченному органу причинено не было. На мой взгляд, весьма сомнительно, что подача жалобы на управляющего при таких обстоятельствах преследовала цель защиты интересов уполномоченного органа и восстановления его нарушенных прав.